|
Идеология патриотизма «Гордость Родины» 16.7 Ползунов. Ползунов, нераскрытая гордость отчизны, жаль, что Бог не продлил на семь дней твоей жизни. Он умирал в чахотке, но счастливый он вроде смог невиданное дело, стучали где-то ровно балансиры, машина оглушительно гудела. Многопудовые коряжистые брёвна вздымались мощными железными цепями и опускались слаженно и ровно, знать всё получится с кузнечными мехами. Иван боялся: да, расчёт был чётким, но вдруг просчёт? Что я о паре знаю? А выдержат ли трубы? А заклёпки? Котёл? Ведь их бывает разрывает. Тогда… Да и была большая наглость в обмане (если что не так) властей… Ему машину строить дозволялось как он просил: мощь в тройку лошадей, чтоб доменную печь дутьём снабжать. А он аж в тридцать вздумал возводить, чтоб всем печам завода воздух дать. Но деньги кончились, печь без дутья… Как быть? Формально вор, а не формально? Раз не хозяин – значит ненормальный. Нормально красть себе из-за «любви»: мол для детей, родителей, любимой… Тут если пойман – вор! Но суд простит: виновно общество, оно не справедливо. Ну, а не пойман – пей, гуляй, кути ведь в этом счастье. Воры утверждают: «Взял – сам живи и дай другим пожить. Живём лишь раз. Не все! Часть прозябают. Взял много – строй огромный дом просторный (не век же умным в тесноте ютиться) у моря, озера, реки, но чтоб с забором и восемь псов – от дураков отгородиться.» Для большинства и цель, и норма это в заборах лучшие места планеты. А этот для людей, да для страны, ну ладно мало ль воры врут в начале, но красть для государства у жены… Зачем вообще такому деньги дали? Искал в детали каждой скрытый грех, всё сам да сам. Во все места совался, всех позже уходил и раньше всех на месте был. Зачем? Вот и сорвался. Какая разница: днем раньше, позже днём? Всем важно не что сделал, сколько платят, а если мало, то гори огнём… Но этот нет! Ну, псих, изобретатель. Но получилось. Тридцать лошадей! Такой сверхмощи мир ещё не знал… Теперь меха поставили б скорей, ведь за их счёт котёл могучим стал. Не знал мир и его самозащиты давленья воздуха и уровня воды – теперь пускай рабочий хоть проспит их, не будет печкам и котлу беды. И всё ж, котлу нужны потолще стенки, он с этими конечно, месяц сдюжит, тогда вернутся вложенные деньги, он всё исправит, будет даже лучше. Ещё б двух-трёх рабочих, но с умом, не тех, кто пропивает трудовые. Встал в двадцать метров высотой машинный дом как церковь разума, где крестят мощь России. О, если бы не эта горлом кровь, но в Петербург Иван Иваныч отписал, что двигатель для Родины готов и продолжателей своих назвал. Он вспомнил страх. Впервые посылая письмо про сумасшедшие расходы, которые не только для Алтая, для всей страны ужасней год от года, боялся, а поймут ли? А дойдет? Ведь все себя умней других считают и рубят то, чего не понимают. Всяк взяток за посредничество ждёт и мстит задержками тому, кто не даёт. Ох, редко бедным из провинции везёт. Писал: Сегодня лишь колёса водяные способны дать энергию заводам. Растя мощь Родины, они стоят на реках вдали от городов и рудных шахт. Увы, зима лишает сил Россию, мы для Европы – дикие народы, всё злей вопрос к славянам век за веком: «От славы вы? Нет, вы от slave – раб». Ещё мы держимся, ещё с трудом воюем, но всё как подвиг – с кровью, дорого, в ручную! Мы платим возчикам за топливо с рудою, за сёла новые, что у заводов строим, за пищу, что из дальних сёл берём и за изделия, что в города везём. Да деньги птьфу, но ведь растут заводы, для них уже слабы речные воды. И завтра нас за слабость запад сплющит. Но мы облегчить можем труд грядущим. Мы мощью разума раскроем мощь природы, снабдим энергией российские заводы. Но трепачей всегда полно в отчизне, они кричат, что всё пойдет само, как только мы лишим кого-то жизни, заплатим больше, издадим закон… Ослу всё кажется, Россию Бог хранит, пока он гордо жрёт, орёт да спит. А умный созидает, понимая – не Бог, а труд отчизну сохраняет. Мощь разума облегчит труд. И тот, кто сын отчизне – сам свой путь поймёт. Полёт ума поёт не так, как рёв ослов: Иван в столицу шлёт помимо страстных слов, все чертежи, расчёты, поясненья отдельно о деталях, о затратах, о силах, и о сборке, сообщенья о свойствах пара, воздуха, воды, металлов, топлива… Да, бедные должны, коль просят деньги рассказать богатым: куда, зачем, надолго ль, что почём, чтоб знать им, что не с вором-трепачом их деньги в новый круг труда войдут. Ведь деньги – труд, они в труде растут. Богатым надо знать: их не пропьют, за картами и блудом не убьют. Что не с ослом они (осла всяк плут обманет). Уж коль давать ослам, то не всё в раз – частями! Ведь ноль, что всех берёт лишь горлом, пьянь с харизмой пропьёт, проврёт, протрёт: долг, честь, ум, стыд, отчизну. Казалось, клялся головой, нет – лишь словами, а тронь – подельники стеной: «Простить, ведь он, –поднимут вой, –он извинился перед вами». А всем, кто по миру пошёл иль в петлю влез: «Ну, нету, бес попутал, хоть повесь!» Как быть? Повесить? Бить? Простить? Не ясно. Честь с жизнями не возвратить – ужасно. Ум скажет: чёрт с тобой живи, раз нищ стыдом и ноль умом, и даже жри и рис. Как ты, к нам всем, себя не поведём. Ему поверили. Теперь по всей России Бог даст, поставит он машины паровые, металл существенно подешевеет к тому ж варить быстрей и сталь прочнее. Он сделает, что все считают чудом – машины общего предназначенья, не только для дутья печей ведь всюду нужна энергия для каждого движенья. Куда, что, как пойдет, прикажет разум, чьей волей две враждебные стихии огня с водой соединив мощь разом переродятся в супермощь России. С ней Русь в веках, пройдёт пути любые, даря любовь, мечты и счастье детства. Луга в цветах, потоки голубые, и песни, и котёнка по соседству. Сады, играющие сочными плодами, поля, искрящиеся солнцем и хлебами, снега, хрустящие под быстрою лыжнёю, леса, поющие танцующей листвою не сломят впредь набеги иноземцев: ни шведских войск, ни крымских орд, ни немцев. Русь, мать отцов и дочь святая наша… О господи, эх, каб не этот кашель… Русь, наша мать и дочь, любовь моя, я, я… Тебе… тобой… возьми… она… а я… Она в проекте только вал вращала, а в жизни это мало, стыд как мало. Риск был огромный, но его спасало: начальство в деле ни черта не понимало. Никто не скажет, что проект он нарушает, зато, увы, всё сам иль всё сломают. Эх, деньги …, впрочем, их дадут, когда увидят, то поймут: Иван не лжец, машина пашет. И как?! Ну, а меха – пустяк. Ещё неделя, меньше даже… Аж смех берёт коль вспомнить как рабочие и мастера крестились –Не может быть, ну как же так? –Не может быть? Нет может! Да! Да это что? Теперь, когда, … Эх, каб не горло, каб не ка… Да 36 не возраст, но судьба! Ревёт жена, детишкам 6 и 7… Ужасно совестно, но боль, нет сил совсем, а всё же здорово работает она. Одна отрада, что они теперь не подлы, оценен труд его, детишки благородны. В минуты забытья он видел детство, отца солдата, мать, дорогу в школу, улыбку деда – принял по наследству и с колокольни весь родной посёлок. Иван родился на три года позже, чем умер Петр. Здесь, в крае металлургов ковавших щит и меч России он жил, мальцом учился в Екатеринбурге. В 14 – механику помощник, а в 20 едет на Алтай средь лучших. Кто б мог подумать что бедняк, оборвыш, отчизну в чём-то сделает ведущей. Всего-то думая, всего-то созидая, всего-то цель свою из вида не теряя, ведь это может каждый, каждый может… Любой твой друг, сосед и ты… Ой, если ты, то и я тоже… Он умер в мае, в ноябре машина встала. Пустяк, исправь – вновь черпай сверхдоходы, но… был не тот закон…, платили мало…, кого же именно убить не знали… и потому котел стоял, теряя воду. Меха стояли. Стояли, хоть начальство приходило и срок давало, деньги предлагало, а позже даже матеря, грозило «Семь шкур спустить со всех…» Меха стояли. Не помогли молитвы в святых храмах, ни нашему Христу, ни их Аллаху: текла вода с котла как кровь из раны и хоть кнутом её лупи – всё прахом. Знахарки лучшие с котла сглаз с порчей сняли, но видно не судьба, меха стояли! Мы продолжали Родиной гордиться, царём Петром и новою царицей, по-прежнему, всё делая в ручную, а значит жизни у детей воруя. Их кровью в войнах мы платили снова за то, что жизнь коротка у Ползунова. За то, что говорить мы все горазды, про справедливость всё на свете знаем, а делать что-то по причинам разным, но уважительным, всегда не успеваем. Мы петь, гулять, любить, смешить умеем. Мы нефть, газ, лес всегда продать готовы. А сделать лучший мерс иль комп – успеем, раз нет войны, то и не будет новой. А если вымирает населенье, а лучшие стремятся за границу, то это власть виновна без сомненья, не верно учит нас собой гордиться. А, может, молимся не так иль не тому, а, может, сглаз опять не так снимаем, а, может, может, … даже и не знаю! Машина многократно окупилась, но среди нас, увы, остановилась. Почему Бог одних вдруг как порох сжигает, а других … (пусть хоть - - они) я не знаю. Но и мы всех людей лишь на свой разум ценим, кто за в космос полёт, кто за с щукой пельмени. Кто за Родины взлёт, кто за крах (есть такое, в тех, в чужих, кто ей враг), кто за долю в разбое. Ползунов, нераскрытая гордость отчизны, жаль, что Бог не продлил на семь дней твоей жизни. Чтоб хотя б ты увидел …, а лучше бы лет, чтоб России … Жаль, «Бы» для истории нет. Я не знаю смогу ли, успею ль в мой срок твоей гордости Русь, стать достойным при жизни, но я буду стараться, я сделаю всё: мой миг жизни с тобой, мои руки, мой мозг для тебя дорогая отчизна. [16.6 Бруслов] 16.7 [16. Идеология патриотизма «Гордость Родины»] |
| |||||||||||||